Ольга Тонина

 

 

Это была странная война. Странная, потому что уж больно часто японские снаряды попадали в боевые рубки русских кораблей. «Варяг», пораженный в рубку уже на первой минуте боя, а затем, получивший второе попадание в рубку. «Цесаревич», в рубку которого тоже попало два снаряда, «Рюрик», «Князь Суворов», «Орел». Какой-то странный рок. Или не рок?

 

                *                             *                          *                           

Старший лейтенант Харагучи

 

Кровь с ладони, надрезанной катаной, стекла на корпус восьмидюймового снаряда, лежащего в лотке подавателя. Палец придал, упавшим каплям форму иероглифов. Смейтесь белые обезьяны! Ваше железо ничто без самурайского духа! Только единение с оружием дает победу! Представить, что снаряд, который выплюнет орудие, это твой меч! Представить корабль противника и его командира! А затем нанести удар этому командиру мечом прямо в сердце! Чудовищный грохот выстрела  заложил уши и трехсотфунтовая стальная смерть, шелестя сорванными медными поясками отправилась навстречу с целью – командиром русского крейсера. Сами японцы называли такие снаряды «Цукуба-Дзен» - снаряды, управляемые духом самурая. Можно не верить в телепатию, но чем тогда объяснить данные статистики? Почему на большинстве русских кораблей в русско-японской войне поражался в первую очередь командный состав? Где рациональное объяснение? Можно не верить в то, что электрический ток, опасен для жизни, но это не спасет Вас от смерти, если Вы схватитесь за оголенные провода, находящиеся под напряжением.

 

Лейтенант Константин Иванов-13

 

Было что-то дьявольское в том, что один из первых японских снарядов оторвал обе ноги старшему офицеру, а прилетевший за ним следом убил командира и всех, кто находился на мостике и в боевой рубке, и практически вслед за этим мы снизили ход и стали отставать. Из-за этого на «Рюрик» обрушился огонь всех четырех японских броненосных крейсеров. И неприятности посыпались как из рога изобилия. Командование крейсером принял на себя минер – лейтенант Зенилов, но пока заменялись убитые и раненные в боевой рубке, мы отстали от своих еще больше. Видимо Иессен понял, что с нами не все в порядке и изменил курс «России» и «Громобоя», чтобы нас прикрыть. Возможно, у них все бы получилось, но разорвавшийся японский снаряд тяжело ранил Зенилова, и в командование крейсером вступил я. Все повторилось вновь –  мы снова стали отставать, и снова попали под сосредоточенный огонь японцев. . Потери на верхней палубе были ужасны. Каждый разорвавшийся японский снаряд находил все новые и новые жертвы. Хуже всего было то, что наши орудия открыто стояли на батарейной палубе и не имели никакой защиты.

                        *                           *                     *                       

            Моряки парусного флота знали о том, что наибольшую опасность для них представляют не пушечные ядра, которыми осыпают друг друга противники, а деревянные щепки от корпусных конструкций и палуб, которые разлетаются как осколки при попадании вражеских ядер. Моряки броненосного флота об этом забыли, как забыли и те, кто проектировал «Рюрик», поэтому сейчас экипаж русского крейсера платил кровавую дань за свою забывчивость. Японские фугасы, рвавшиеся на его палубе, не только разлетались на множество смертоносных осколков, но и высекали деревянные щепки, которые разили не хуже раскаленной стали. Если быть честными, то дерево сейчас разило страшнее, ибо в отличии от раскаленного железа, которое просто прожигало форму русских моряков насквозь, деревяшки прихватывали с собой, и загоняли глубоко под кожу и мышцы кусочки ткани, и большинство нахватавшихся таких подарков были обречены на смерть от заражения крови. Не было в то время антибиотиков, до изобретения пенициллина было еще 35 лет. Страшным было и то, что осколки от снарядов разорвавшихся на палубе рикошетировали от фальшбортов по несколько раз, пока не теряли свою убойную силу или не находили успокоение в чьем-нибудь теле.

                          *                       *                       *                                                          

Лейтенант Константин Иванов-13

 

            Мы боролись с огнем, водой и смертью и стреляли в ответ. От удушливого и едкого  дыма было трудно дышать видеть, что происходит вокруг, но то, что «Россия» и «Громобой» снова возвращаются, я заметил. Мне как-то стало грустно и пусто на душе. Я оглянулся, и отослал стоящих рядом со мной офицеров как можно дальше от боевой рубки. Не знаю почему, но я был уверен, что все повториться снова – наш «Рюрик» двинется за кораблями Иессена, и через пару минут прилетит очередной японский снаряд, который убьет меня, а в командование крейсером вступит следующий офицер. Именно поэтому я принял решение, чтобы возле меня и рулевого больше никого не было. Да и для чего? Дальномеры разбиты, мостик представляет из себя жуткое переплетение металла, а рубка, несмотря на ее толстую броню – довольно слабая защита – предыдущих во главе с Зениловым посекло осколками, залетевшими через смотровые щели. Я стоял и ждал своей очереди, израненный «Рюрик» медленно, но упорно двигался во Владивосток.

 

Контр-адмирал Мису

 

            Кто бы мог подумать, что этот избитый крейсер на такое способен! Поначалу я думал, что мы наткнулись на мину – такой силы был взрыв подбросивший «Ивате» в воздух. Однако крейсер удержался в строю, и не убавил ход. Это было в 7 часов 4 минуты, но потом стало ясно, что радость от того, что мы избежали минной атаки является преждевременной. Снаряд с русского крейсера взорвался внутри батареи 6-дюймовых орудий, вызвав детонацию находящихся там боеприпасов. Четыре орудия были выведены из строя, борт и палуба в районе взрыва сильно разрушены, а пожар, возникший на месте взрыва, стал разрастаться. Камимура видя наше бедственное положение, и то, что русские крейсера стали вести сосредоточенный огонь по «Ивате» приказал повернуть на 16 румбов, чтобы защитить «Ивате» и дать ему возможность исправить повреждения. В рубку стали стекаться доклады о потерях – убито около сорока, ранено около пятидесяти.

 

Лейтенант Константин Иванов-13

 

            Это было нечестно! Я был готов к тому, чтобы стать не последним командиром крейсера, но смерть меня миновала. Очередной японский снаряд повредил рулевое устройство, и я отдал приказ перейти на управление машинами, и мы снова потеряли драгоценное время, сделав вторую попытку Иессена неудачной – мы снова безнадежно отставали, а он снова попытался нам помочь, и он бы смог наверное – мы сумели исправить рулевое устройство, если бы не очередное попадание снаряда, которое заклинило руль повернутым на двадцать градусов. Справились бы и с этим, но в бой вступили подоспевшие «Нанива» и «Такачихо». Шесть японских крейсеров превращали наш старый «Рюрик» в груду железа. Тогда, Иессен стал отходить, оттягивая на себя японские броненосные крейсера. Стало легче, но ненамного. Выпущенная по моей команде мина в цель, увы, не попала. Целых орудий осталось только три, да и то, погреба были затоплены, и матросам приходилось нырять за снарядами. Я взглянул на часы – прошло около четырех часов с начала боя, как странно иногда тянется время! Сколько часов мы еще выдержим? Или минут? Поступление воды через румпельное отделение остановить не удалось. Попытка таранить одного из японцев провалилась. Рявкнула шестидюймовка, и буквально через секунду прилетел японский ответ, разорвавшийся облаком дыма и осколков и положив половину ее прислуги. Убитых и раненных оттащили в сторону и орудие выстрелило снова.

 

Адмирал Уриу.

 

            Этот горящий и избитый русский крейсер оставался еще опасным противником. То, что он лишился труб и мачт, то, что на нем разрушены оба мостика, а на корме пылает пожар, еще не говорило о том, что он мертв. Опасно недооценивать противника. «Нанива» вздрогнула от попадания снаряда. Редко, но метко, подумал я, когда корпус крейсера вздрогнул от еще одного удара. Я приказал увеличить дистанцию. Доложили о повреждениях – ничего существенного. Я приказал сблизиться до 20 кабельтовых.  Корма «Такачихо» окуталась языками пламени. Опасен этот крейсер, но на нем всего два или три орудия против нас ему не выстоять. Нужно продержаться пару часов, и мы его добьем.

 

Лейтенант Константин Иванов-13

 

Вот кажется и все! Крейсер на плаву, а воевать нечем! Последнее орудие вышло из строя. Румпельное отделение затоплено, повреждено четыре котла. Покинуть корабль! Что ты делаешь Константин? На чем покинуть? Все шлюпки разбиты! Нужно организовать людей, чтобы  раненных привязывали к пробковым матрасам и деревянным обломкам, и делать это необходимо очень быстро – японцы прекратили огонь, и по твоим действиям догадаются, что сопротивления больше не будет. А если они захватят крейсер? «Рюрик» нужно взорвать или затопить. Не стой столбом Константин! Ты же командир крейсера!

 

Адмирал Уриу.

 

Бой выигран, и помощь подоспевших крейсеров и миноносцев не потребовалась. Я приказал заняться спасением моряков с русского крейсера. Все случилось так, как я и ожидал – главное было продержаться полчаса, в течение которых огонь русского крейсера становился все слабее и слабее. Его пушки замолчали в 10 часов 20 минут. После чего я приказал прекратить огонь. Я увидел спешащие крейсера Камимуры, но их помощь была не нужна. А сейчас нужно подготовить мои крейсера к приему русских моряков. Совершенно ни к чему им знать про наши повреждения и потери. Конечно, они догадаются, но чем меньше они узнают и увидят, тем лучше. Конечно, созерцание почти неповрежденного крейсера может вызвать у них мысли, что они дрались напрасно, но идет война, и сведения, которые они попытаются передать своим, принесут нашему флоту новые жертвы и потери. Поэтому пленные должны оставаться в неведении. 

 

                              *                 *                    *                                                  

            А может, не было никаких «Цукуба-Дзен»? Может во всем виновато имя? Имя корабля? Чем славен Рюрик? Тем, что убил Аскольда и Дира? Может быть, Бог мстил людям за то, что они назвали крейсер именем убийцы? Не поклоняйтесь идолам? Тогда это довольно странный Бог! Тот, кто сотворил людей по своему образу и подобию, а затем убивает их, ничем не лучше преступника и не может быть Богом! Впрочем, тем, кто находился на борту «Рюрика» было глубоко наплевать на эту теософию. Они вели бой с противником. Честный бой. По крайней мере, с их стороны. Что до японцев, то здесь тоже сражались честно. Времена линейной тактики и боя один на один давно прошли, ну а «Цукуба-Дзен» это ответ чванливым европейцам на пушки Перри. Кровь за кровь.

            Впрочем, зачем сваливать на Бога то, в чем виноваты сами люди! Только не те, которых рвут на куски японские снаряды на борту «Рюрика», а те, кто тридцать лет назад поддержал Францию, защитив от Германии. Франция расплатилась за помощь России по-царски, заразив ее гнилью свободолюбия, и Россия утратила свою самостоятельность в политике,  пресмыкаясь перед нацией, где кислое вино и лягушки лицемерно почитались как вершина эволюции в области кулинарии. Тридцати лет оказалось достаточно, чтобы у власти оказались те, для кого золото в собственных карманах и балерины в постелях были важнее государства, в котором они живут. Именно поэтому, героизмом всегда называют попытку одних людей исправить своей кровью и жизнями ошибки, которые допустили другие. И они пытались исправить.

                    *                            *                    *                                        

Лейтенант Иванов устало опустился на палубу. Кажется все. Даже если японцы высадятся на борт «Рюрика», остановить его гибель они не смогут. Кингстоны открыты, махоятки выброшены за борт, штоки кингстонов согнуты. Да и найти кингстоны в лабиринтах отсеков, лишенного освещения крейсера, будет непросто. Константин повернул голову и посмотрел на приближавшийся японский крейсер. А они боятся!  Жалко мин не осталось! А то устроили бы им на прощание еще один сюрприз. «Не могли бы Вы подвинуться, господин лейтенант?» - прозвучал над ухом чей-то голос. Иванов повернулся и увидел комиссара Краузмана, который сел на палубу рядом с ним. «Я думаю, у нас еще есть время перекурить!» - произнес комиссар, и жадно затянулся, держа папиросу в подрагивающей закопченной руке. Крейсер медленно, но неумолимо кренился на левый борт. «Да, действительно и нам скоро пора»- ответил Константин, окинув взглядом изуродованную, опустевшую палубу.

                                  *                  *                     *                       

«Все-таки мы их достали!» - с удовлетворением хмыкнул Иванов, глядя на стыдливо прикрытую кусками брезента, надстройку, и присыпанные песком красные пятна на палубе «Нанивы». Константин не сомневался, что японцы приуменьшат свои потери в данном бою, и что уже завтра японские корабли, так и не исправив повреждений будут, если потребуется участвовать в новом бою. Это было с «Асамой», у которой, после боя с «Варягом» вышла из строя кормовая башня – до сих пор японцы так и не ввели ее в строй – счистили копоть, заделали входное отверстие от снаряда «Варяга», но в бою башня молчит. И корабли Порт-Артурской эскадры этому свидетели! Зато Уриу бодро доложил, что потерь его отряд не понес! А на японском кладбище в Чемульпо, на следующий после боя день добавилось 214 свежих могил. «Ну, что ж, пусть их! Мы исполнили свой долг!» - подумал последний командир «Рюрика» и подгоняемый криками японцев, стал спускаться в трюм.